Саквояж идей

«Месье Фролов, откуда вы берете идеи для ваших картин?», - спрашивает интеллигентная французская дама с маленькой стриженой собачкой на изящном поводке. Этот вопрос я слышал тысячи раз: на всех вернисажах, коктейлях, в той или иной форме, читал эту фразу в книгах отзывов на всех выставках…

Мне было 12 лет, недавно я поступил в художественную школу.В то время я «болел» Достоевским. После занятий я запихивал в большую холщовую сумку-торбу альбом для рисования, карандаши и ехал в район Сенной площади. Изображая Раскольникова, я шаркал по набережным и переулкам (уже в те годы я был толстым, крепким и румяным; с худым изможденным Раскольниковым сходство было весьма относительным). Из окон грязных питерских подъездов рисовал дворы колодцы, читал таблички с фамилиями под звонками коммунальных квартир, считал шаги от дворницкой, где Раскольников украл топор, до дома старухи-процентщицы. Но больше всего я любил чердаки и крыши старого города.

Тихо, чтобы не услышали жильцы верхних квартир, я открывал чердачную дверь. Прислушивался.Было всегда страшно. На всех чердаках было темно и пыльно, на стропилах хохлились голуби, по темным углам жались бездомные кошки. Перебарывая страх, осторожно ступая, я крался к слуховому окошку. Три шатких ступеньки вверх, скрипнула решетчатая дверца, а дальше - простор, графика крыш уходит к горизонту, дымят трубы, блестят купола соборов, морской ветер ерошит волосы...
Однажды, во время такой прогулки, я нашел совершенно фантастический дом. Дом был странной эклектичной архитектуры, с узкими окнами, хаотично разбросанными балкончиками и круглым оконцем под самой крышей. Не раздумывая, я решил забраться на чердак (лишь бы чердачная дверь была не заперта!) и нарисовать вид из круглого окошка. Дверь была открыта, чердак был высокий, гулкий и захламленный, на балках под крышей висели старые коньки, лучи солнца сквозь щели в крыше прорезали столетнюю пыль. Я подкрался к окну… И вдруг… У меня перехватило дыхание, я ликовал! Я нашел клад. Это был маленький старинный саквояж, он был пыльный, тертой кожи, к ручке была привязана бумажная бирка с чем-то нечитаемым. Медные замочки легко открылись, и из шелкового нутра вывалился картонный прямоугольник прокомпостированного билетика Бухарест-Константинополь. В полном мальчишеском восторге я плюхнулся на грязный чердачный пол, и, внимательно рассматривая свою драгоценную находку, стал фантазировать.

Мне представилась Дама в немыслимой шляпе, с колышущимися вуалями (наверняка, в самом начале 20 века в этом доме у нее была огромная квартира). Она выходит из подъезда, узкая рука в длинной перчатке держит этот саквояжик, позади мужики в картузах тащат сундуки, исклеенные этикетками заморских круизов чемоданы, шляпные коробки, самовар и клетку с толстым котом в монокле и вязанной шапочке. Фаэтон ждет путешественницу, возница - в высоком черном цилиндре, на цилиндре ворона держит в клюве брегет. Слуги привязывают багаж на крышу кареты - «кота Иннокентия, я возьму с собой», дверка закрывается, изящная ручка задергивает шторку. На лошадях - шляпы с павлиньими перьями, в их гривах копошатся деловитые воробьи, в жилетках и кепках. Цоканье подков растворилось за углом в переулке. Дама отправилась в кругосветное путешествие. Я долго сидел на чердаке и в своих фантазия следовал за фаэтоном, из-за афишной тумбы на Варшавском вокзале подглядывал, как Дама садится в поезд, как стюардв остроносых туфлях и феске,обвешенный маленькими кошелечками и сумочками, помогает ей сесть в вагон, как кот Иннокентий сквозь решетку клетки щекочет нос дюжего носильщика в клетчатом фартуке…

Я понял - саквояж волшебный: стоит мне его открыть, как я начинаю представлять, самые несуразные вещи, сказочные страны, немыслимые одежды, ожившие предметы…

С тех пор прошло 36 лет, но и сейчас, если у меня нет вдохновения, не складывается картина, я отщелкиваю замочки саквояжа и…